– Ни один мудрый солдат, – сказал Глозиль, – не назовет трусом человека в возрасте вашего величества за отказ от поединка с великим воином в расцвете сил.
– Так я не только трус, но еще и старик, одной ногой стоящий в могиле! – проревел Мираз. – Я скажу вам, что это значит, милорды. Своими бабьими советами (шарахающимися от правильного, единственно благоразумного решения) вы добьетесь противоположного своей цели. Я предполагал отказаться от вызова. Теперь я его приму. Вы слышите, я приму его! Я не буду позориться из-за того, что какое-то колдовство или измена заморозили вам обоим кровь.
– Мы умоляем ваше величество… – начал Глозиль, но Мираз выскочил из шатра и было слышно, как он выкрикивает приветствие Эдмунду.
Лорды переглянулись и тихо захихикали.
– Я знал, что он это сделает, если хорошенько разгорячится, – сказал Глозиль, – но я не забуду, как он назвал меня трусом. За все будет заплачено.
В Аслановом кургане началось страшное волнение, когда всем сообщили новость. Эдмунд с одним из капитанов Мираза размечал место для поединка, вокруг него устанавливали канаты и шесты. Два тельмаринца должны были встать по углам, а третий – в середине с одной стороны, как распорядители турнира. Трех других выставлял Верховный Король. Питер как раз объяснял Каспиану, что он не может быть распорядителем, потому что они собираются биться за его право на трон, когда внезапно густой сонный голос произнес: «Прошу вас, ваше величество» Питер повернулся и увидел, что это старший из медведей Толстяков. «С позволения вашего величества, – произнес он, – я медведь».
– Конечно, и отличный медведь, не сомневаюсь, – ответил Питер.
– Всегда, – начал тот, – правом медведей было поставлять одного из распорядителей турнира.
– Не разрешайте ему, – прошептал Питеру Трам, – он доброе создание, но опозорит нас. Заснет и будет сосать лапу, даже перед лицом врага.
– Ничем не могу помочь, – сказал Питер, – потому что он совершенно прав. Медведи имели эту привилегию. Трудно представить себе, как это сохранилось в памяти, когда столько всего было забыто.
– Прошу вас, ваше величество, – повторил медведь.
– Это твое право и ты будешь одним из распорядителей, – разрешил Питер. – Но ты должен запомнить – сосать лапу нельзя.
– Конечно, нельзя, – возмутился медведь.
– Ну, а что ты делаешь сейчас! – заорал Трам. Медведь вынул лапу изо рта и сделал вид, что не расслышал.
– Сир! – пропищал тоненький голосок откуда-то снизу.
– А, Рипичип! – Питер огляделся вокруг себя, как обычно делают люди, когда к ним обращается мышь.
– Сир, – заявил Рипичип, – моя жизнь в вашем распоряжении, но моя честь – моя собственность. Сир, среди моих людей есть единственный трубач в армии вашего величества. Мне казалось, что именно нас нужно было послать с вызовом. Сир, мои люди глубоко опечалены. Возможно, если вы назначите меня распорядителем турнира, это удовлетворит их.
Шум, очень похожий на гром, раздался откуда-то сверху, когда великан Смерчин издал один из тех не очень вежливых смешков, которым подвержены даже самые приятные великаны. Он мгновенно оборвал себя и посерьезнел, когда Рипичип обнаружил, откуда исходит шум.
– К сожалению, этого сделать нельзя, – без тени юмора сказал Питер, – некоторые люди боятся мышей…
– Я замечал это, сир, – вставил Рипичип.
– Это будет нечестно по отношению к Миразу, – продолжал Питер, – если он увидит что-нибудь, что может ослабить его храбрость.
– Ваше величество – зерцало чести, – Мыш грациозно поклонился, – но не все разделяют ваше мнение… Мне показалось, я слышал, что кто-то сейчас смеялся. Если кто-то хочет сделать меня предметом своей насмешки, я целиком к его услугам – с моей шпагой – как только у него будет свободное время.
Гробовое молчание воцарилось вслед за этим замечанием, но Питер прервал его, сказав: «Великан Смерчин, медведь и кентавр Гленсторм будут нашими распорядителями. Поединок состоится в два часа пополудни. Обед ровно в полдень».
– Послушай, – Эдмунд отвел Питера в сторону, – а все ли правильно?Я имею в виду, сможешь ли ты победить его?
– Я и сражаюсь, чтобы узнать это, – ответил Питер.
Незадолго до двух часов Трам и барсук со всеми остальными уселись на краю леса напротив сверкающей линии армии Мираза, которая была в двух полетах стрелы. Посередине был отгорожен квадратный участок ровной, травы. В двух дальних углах стояли Глозиль и Сопеспиан с обнаженными мечами. В ближних были великан Смерчин и медведь Толстяк: он, несмотря на все предупреждения, сосал лапу и выглядел, по правде говоря, необыкновенно глупо. В качестве компенсации, Гленсторм стоял, как вкопанный, с правой стороны поля, лишь изредка ударяя задним копытом о землю; он выглядел куда более важным, чем тельмаринский барон, стоявший прямо напротив него с левой стороны. Питер пожал руки Эдмунду и доктору и направился к месту поединка. Это было похоже на начало важного состязания, но куда хуже.
– Мне бы хотелось, чтобы Аслан вернулся раньше, чем все это начнется, – сказал Трам.
– Мне тоже, – согласился Боровик. – Но погляди назад.
– Воры и вороны! – пробормотал гном, обернувшись. – Кто это? Огромные люди – прекрасные люди – как боги, богини и великаны. Их сотни и тысячи, прямо за нами.
– Это дриады и боги деревьев, – объяснил Боровик. – Аслан оживил их.